Как семье с детьми, животными и рептилиями удалось пережить огонь войны.

Пишет Наталья Курчатова

Временами раздаются реплики о том, как хорошо живет та часть Донбасса, что осталась «под Украиной». По понятным причинам люди, что находятся там в данный момент, не могут говорить достаточно откровенно. Поэтому когда я познакомилась с дончанкой, которая три года — с лета 2014 по лето 2017 года — прожила в занятой украинскими войсками Авдеевке, то поняла, что рано или поздно попытаюсь разговорить ее на эту трудную для нее тему. О том, во что все вылилось, читайте в репортаже «Ридуса».

Со Светланой мы поначалу сошлись на почве любви к лошадям. В семье их сейчас четыре: рабочий конь Гранд, помесь рысака с владимирским тяжеловозом, и три ахалтекинца — Кадалы, Гуля и Аждаргун. А еще — золотой питон Айлун, бенгальские коты, козы, сова Нафаня. Кажется, даже игуана есть, но это не точно.
Начало войны

На начало войны Света с семьей жила в поселке Старая Авдеевка, где они купили старенький дом с землей, год его обустраивали, завели конюшню с левадой и собирались строить новый дом, большой. Муж Светланы хорошо зарабатывал, в семье подрастали двое детей — двенадцатилетняя Полина и двухлетний Ильюша.

Переехали в Авдеевку весной 2014-го: «Тогда уже происходили события в Славянске, но мы совершенно не могли поверить в то, что все обернется настоящей войной и большими жертвами». До Авдеевки настоящая война докатилась летом. На день рождения мужа и сына, 27 июля, их дом в первый раз обстреляли украинские войска. «Причем ополченцы к тому моменту вышли уже. Именно для того, чтобы не подставлять мирных под огонь, как я поняла. Но нас все равно обстреляли».

С тех пор обстрелы не прекращались.

Я спрашиваю, зачем войска стреляли по уже занятому ими поселку.

«Украинские войска и ополченцы стояли в ближнем лесу, позиции их находились, в общем, в пределах видимости друг для друга. А мы оказались немного сбоку и между… между двух огней. Но, надо отдать должное, ополчение старалось стрелять точно по противнику, не по домам. А самое плохое начиналось, когда приезжали украинские журналисты. Тогда… доблестные войска Украины стреляли уже специально по магазинам в поселке, некоторые все же работали, несмотря на отсутствие воды и перебои с электричеством. Нужна была им „картинка“, как „сепары“ нас обстреливают. И в те дни, когда приезжали украинские журналисты, люди старались из домов не выходить. По подвалам сидели, — рассказывает собеседница «Ридуса».

«Обносили всё»

— Грабежи были?

— Сперва зашел «Правый сектор»* и добробат какой-то… Они гребли всё. Из-под одной женщины лежачей постельное выдернули. Военному этому говорят: зачем вам это белье, оно же грязное. «Жинка постирае», — отвечает. Ворота с дворов снимали и отправляли «Новой почтой» через Константиновку. Люди начали пропадать. Выбивали деньги, я думаю. Потом появились ВСУ. Эти отличались очень сильно: солдаты были без броников, некоторые в кроссовках. Добробаты-то экипированы были хорошо, и всё в основном зарубежного производства.

Полине, дочери Светы, в то время было двенадцать лет. Ей тоже есть что вспомнить:

— Как-то мы с папой были в магазине. И женщина одна стояла с мальчиком. Он попросил маму купить ему мороженое, а мама ответила, что денег на мороженое нет. Тогда двое военных — ВСУ — купили ему мороженое. Он так удивился, закричал: «Мама, фашисты мне мороженое купили!» Но они не сделали ему ничего.

— Так-то пощипывали нас все, — продолжает Светлана. — Но если «правосеки»* грабили, то вэсэушники просто иногда просили продукты. Ну и поскольку люди их все равно боялись, то отдавали. Были, конечно, и сочувствующие Украине среди населения. Но в основном народ ждал освобождения. Большинство же голосовало за Россию. И сейчас ждут.

В августе Светлане удалось вывезти детей в Славянск, где был дом у родни. Там Полина и Илья прожили с бабушкой до зимы.

— Славянск же тогда тоже был под Украиной. Как вам там жилось?

Полина:

— В сентябре я пошла там в школу. Нас выстроили на плацу, было много военных. В конце линейки они закричали: «Слава Украине!» Все молчали. Несколько ребят только ответили. Несколько голосов.

— В программе школьной были какие-то изменения?

— Особенно нет, только русского языка не стало совсем.

— Ты хорошо училась?

— Я в Славянске стала хорошо учиться, как ни странно. После войны, обстрелов… какая-то у меня появилась в себе уверенность. А зимой мы все-таки уехали с бабушкой в Донецк.

— Зимой 2015-го, после вторых Минских, мы почему-то подумали, что теперь уже все наладится, говорит Светлана. — И сделали большую глупость — взяли Полину на неделю в Авдеевку. И тут началось… Застряла она у нас в итоге на полтора месяца, и все больше опять в подвале сидели.

— Мы сидели в подвале, папа сделал из мешков и ящиков кровати и поставил буржуйку, — продолжает Полина. — Мы втроем с мамой и папой играли в карты, в дурака, ссорились из-за карт этих… и каждый вечер читали книги. Я там шестнадцать книг прочла, хотя до этого не читала особо.

Мать и дочь рассказывают о пропавших и погибших соседях, о том, как люди под обстрелами сажали помидоры и выращивали цветы, подметали дорожки, о привычке украинских снайперов «расчесывать» — пугать мирных, стреляя так, чтобы пуля прошла буквально по волосам.

— Иногда и промахивались, тогда убивали, — буднично говорит Света. — Развлекуха у них была такая. Да и мы уже…

«Как-то стоим с соседкой Катей, болтаем через забор, а они пули одну за другой в этот забор кладут. Катерина — она постарше меня была, до войны работала бариста в дорогом ресторане в Ясиноватой, пять или шесть детей у нее, взрослые уже… Бесстрашная совершенно. Она и говорит: „Мы же их не боимся?“ Я: „Нет“. Она: „Ну тогда я схожу вина домашнего принесу“. Стояли с ней и пили вино, под пулями. Потом Катю убило, на остановке. Так чаще всего и бывает, когда страх у человека уходит. Впрочем, мы все здесь, кто под войной побывал… отмороженные немного. Потому что когда по тебе стреляют, то ты или каждый день думаешь об этом и сходишь с ума, ну или пить начинаешь жестко. Или просто решаешь, иллюзия такая, что с тобой ничего такого не произойдет, и живешь как жил, — говорит Светлана.

Друзья человека

Выехать и вывезти лошадей у Светланы получилось только летом 2017 года.

«Муж со мной тоже там сидел… кто-то скажет: из-за скотины, глупо. Но мы к ним иначе относимся, — говорит Света. — Они для нас как друзья». Мы разговариваем в «посадке» на берегу Кальмиуса, рядом разгуливают «друзья» — темно-серый Гранд и изабелловый Кадалы.

До войны у Светы была мечта сделать центр по реабилитации диких животных и приют для тех из них, кто уже не может жить на воле. Во время военных действий она подобрала, например, контуженного самца ушастой совы по кличке Нафаня, который сейчас сидит у Полины на плече. А часть своих животных в Авдеевке они потеряли — под обстрелом погибла ахалтекинка Даргансара, ранило коня Горца, который потом тоже умер. «Вот Гранд умный, он от обстрелов уходил, — отмечает Светлана. — Ахалтекинцы же боевые кони, ничего не боятся, тоже не очень хорошо».

За вывоз коней из Авдеевки на украинских блокпостах запросили 5 тысяч долларов с головы. Светлана горячится: «»Вы… ведете живое мясо сепаратистам», — сказали они!.. — Какое мясо? Ахалтекинцы — мясо…»

В итоге лошадей вывели контрабандистскими тропками. С деньгами помогла подруга Марина, дончанка, живущая в Киеве: «Там на самом деле тоже много сочувствующих нам людей». Заплатить контрабандистам пришлось тоже, но существенно меньше, чем украинским военным. Денег не было в том числе и потому, что эту ранее обеспеченную семью в Авдеевке тоже ограбили «правосеки»*: «Деньги, технику — забрали всё. Это было очень страшно».

По дороге в Донецк Светлана чуть не погибла — свалилась верхом на Гранде с узкого мостика в речку. По возвращении в Донецк отец Светланы купил им со своих похоронных накоплений небольшой дом: «Первое время нам здесь было не по себе. Потому что относительная тишина. А мы привыкли воспринимать тишину как угрозу уже».

Сейчас муж работает в госструктурах ДНР, Светлана катает людей на Гранде за деньги, Полина учится на архитектора, Илья в этом году окончил первый класс. Денег на жизнь и прокорм животных едва хватает.

Пару дней спустя мы встречаемся со Светой, Полиной и ее подругой по художественной школе Руженой в пикник-парке «Роща». Сегодня сюда приедут Татьяна и ее дочь Диана. У Дианы — тяжелая форма ДЦП. Ей в этом году исполнилось 23 года, но выглядит она максимум на 15. Света занимается с девушкой иппотерапией, бесплатно.

После пары кругов по «Роще» начинаются упражнения. Диана сидит в седле, Света страхует: «Тяни носочек, тяни… И руку к носку. А теперь на пресс — наклоняйся и ложись в седле на спину… Вот, умница».

Затем сидим в беседке, в которой, по словам Светы, «любил сиживать Захарченко. Всегда здесь чай пил, из самовара». С первым главой республики Светлана познакомилась незадолго до его гибели. «Он обещал мне с лошадьми помочь… Но не успел».

Похоже, перед смертью Александр Владимирович собирался помочь едва ли не всем донецким животноводам. Впрочем, бывают такие странные совпадения. Тем более что в Донбассе у людей действительно присутствует какая-то удивительная связь людей и зверей, вероятно — как элемент их связи с родной землей, так что фотографии местных командиров с псами и котами на передке, похоже, не дань моде и не позерство.

Мама Татьяна кормит Диану с руки конфетами. Сама Диана есть не может, и мало кто, кроме матери, может понять ее речь. Но, по словам Татьяны, дочь изучает по интернету испанский язык.

В Донецке Татьяна и Диана прожили всю войну: «Один раз вылетели у нас дома все все стекла, Ахметов тогда помог. Республиканские власти тоже помогли — коляской, ступеньками для ванны… Но денег все равно ни на что не хватает. Препарат „Сомазина“ нам нужен периодически, но его производят только в России. Мы понимаем, что в Донецке немало таких ребят, как Диана, и помочь всем невозможно… Света вот помогает, у Дианы с Грандом контакт, это удивительная лошадь, после этих занятий дочери всегда получше становится, появляются новые навыки, хоть и не сразу. Я так рада, что мы познакомились». После переписываемся с Дианой «ВКонтакте». Девушка благодарит меня за хорошо проведенный вечер, а потом объясняет, что сначала хотела изучать итальянский, но ошиблась и выбрала в приложении испанский, он оказался легким и вообще понравился.

«В четырнадцатом году, — говорит Ружена, — город опустел. И вместо людей пришли животные. Там, в лесах, на окраинах, стреляли… И животные потянулись к оставшимся людям. Пришли в город. Лисы пришли, зайцев много видели. Да, белки!.. В Донецке стало очень много белок».

Наталья Курчатова для интернет-газеты «Ридус»
http://www.ridus.ru/news/331515

Огонек Донбасса

#Новороссия

Поделиться новостью:
  • 15
  •  
  • 1
  •  
  •  
  •  

Отправить ответ

avatar
  Подписаться  
Уведомление о