Мировойна.

Зачем стрелять по школам?

Пишет Егор Воронов

(интервью с директором Муниципального общеобразовательного учреждения г. Горловки «Школа № 6» посёлка шахты им. Гагарина Евгенией Бугорской)

Из века в век жизнь шахтёрских посёлков неуживчиво тяжела. Никто не знает, когда в неё пожалует чёрная плакальщица по ушедшим под землю. Так и живут наши посёлки на грани вечного предчувствия беды и такого же вечного счастья нового дня. Наверное, в этом согласии разных начал и возникло то самое скромное обаяние горняцких селений Горловки. Посещая их, чувствуешь еле уловимую дрожь, идущую через тебя от земли к самому горизонту. По корням, венам, глубинным тоннелям. И тишину. Обволакивающую на выдохе, принимающую за своего и доверительно берущую за руку на узких улочках одно- и двухэтажных домов. Ведущую за собой к тому самому горизонту, где зажигается первая шахтёрская звезда.

Двух похожих друг на друга посёлков-у-подножия-терриконов нет. В войну у каждого из них сложилась своя судьба. Самая тяжёлая в нашем городе досталась тому, что расположен возле шахты им. Гагарина. В народе его называют «Глубокая». И сейчас он известен отнюдь не трудовыми достижениями, а постоянным присутствием в военных хрониках Донбасской войны. Бои тут не утихают пять с половиной лет. И всё же посёлок живёт, отчаянно веря в мир и приближая его этой верой. И особо она ощутима в местной школе, от которой до линии фронта каких-то 800 метров. О дружбе школьников, непростом мае 2018 года и непрекращающихся обстрелах посёлка мне рассказала директор Муниципального общеобразовательного учреждения г. Горловки «Школа № 6» Евгения Бугорская.

Сейчас в этой школе учится 108 ребят, из которых 7 — первоклассники. И ещё семеро малышей ходят на подготовительные курсы, чтобы пойти в 1 класс уже этой осенью. «Сколько выпускников? Четырнадцать. Мы ими очень гордимся. Может быть, родители больше переживают за детей помладше, поэтому и возят их в город. А вот когда дети становятся старше, то их переводят к нам. Ведь у нас сильный педколлектив с высоким уровнем подготовки. В 2017-2018 учебном году у нас вообще не было 11 класса. Но это было тяжелое время для жителей Глубокой», — отметила директор МОУ «Школа № 6».

Меньше всего, о чем ей хотелось бы говорить – это война, но… это то, с чем приходится жить бок о бок каждый день. Когда в Горловке начались активные боевые действия, Евгения Викторовна жила в посёлке шахты им. Ленина и работала педагогом-организатором и психологом в ОШ № 16. «Первые военные звуки услышала в ночь с 21 на 22 июля 2014 года. Не понятно было, что это — падения, взрывы, запуски. Через время моей сестре предприятие, где она работала, предложило эвакуироваться из города. Она позвонила и сказала: ”У тебя — час на сборы, чтоб выехать с 9-летним ребёнком”. Здесь остались мама и муж. Не было понятно, на сколько долго и куда конкретно мы едем. И не понятно, что здесь будет, когда мы возвратимся. Мы выехали из города 26 июля. Я первый раз увидела людей с оружием, на блокпостах. Именно тогда я окончательно и поняла, что началась война. В голове выстроилась цепочка событий и пришло чёткое понимание того, что происходит. Когда мы ехали через Донецк, там уже было зарево от снарядов – бомбили железнодорожный вокзал. На горизонте — чёрные столбы дыма, грохот, взрывы. Приходилось успокаивать детей – играть с ними, чтобы они не обращали на всё это внимания. А у самой внутри был ужас. И вот, когда мы доехали на базу отдыха в Новой Ялте, то горловчан сразу было видно – их трусило, они не могли ничего сказать. 27 июля у нас с мужем годовщина свадьбы, я ему звоню и спрашиваю, как он и что происходит в городе? Он начинает описывать кровавый ад на проспекте Победы и в центре. А я не могу поверить… просто не могу. И мысль только одна: «Ну это же ненадолго, ведь люди же разумные, одумаются». Но всё это не прекращается, до сих пор», — подчеркнула Евгения Бугорская.

В Горловку она вернулась 27 августа. Закончился отпуск и 1 сентября нужно было выходить на работу. «Запомнился случай на блокпосту в Артёмовске, когда украинский военный сказал моему сыну: «Ты не бойся». Я спрашиваю: «А чего он должен бояться?». Мне в ответ: «А чего вы возвращаетесь?». Я говорю: «Домой возвращаемся. У нас тут дом. Или, может, нам нужно ночевать в палатках?». А он: «Я тоже местный. Я из Донецка. И, когда стал вопрос, пошёл защищать свою Родину. Пусть мальчик, когда вырастет, идёт защищать Украину». На что я тоже ответила: «Когда мой сын вырастет, он будет защищать свою Родину и свою мать». Было непреодолимое возмущение от всего, что происходит. Невозможно было молчать. Ведь мы же, когда выехали, следили за каждой строчкой из родного города. Тут умирали люди, знакомые нам люди. Тогда же погибла директор горловского филиала компании «Геркулес». Она не выехала отсюда, работала. И погибла в своей машине возле торгового центра «Парус» под обстрелом. Для нас это был шок. Поэтому мы знали, куда возвращаемся. Когда приехали, шли через полгорода пешком. Нас пришёл встречать двоюродный брат. И вот начинают стрелять, а я уже собираюсь падать и ребёнка тяну к земле. Наш провожатый говорит: «Да не паникуйте, это же от нас». А я не могу понять, как он различает запуск по слуху. А потом и сама научилась этому. В этот же день прилетело на Пятовский ставок. Счастливая случайность спасла жизнь моим дяде и брату. Они решили попить кофе перед тем, как пойти через ставок встречать нас. Это их и спасло. Они услышали прилёт и поняли, что нужно идти по-другому. А мы шли через молокозавод. Нас остановили дети окриком: «Вы куда?». Мы говорим, что домой. А они – туда нельзя, там только что погибли люди. Можете себе представить, как мы себя тогда чувствовали?», – вспомнила то время педагог.

Евгения Бугорская рассказывает, что зиму 2015 года она с семьей провела в подвале. Падения на соседней улице воспринимались как «прилёты» прямо в их двор. Подвал был неглубоким и предназначался для хранения продуктов. Поэтому и гудение проходящей мимо дома бронетехники можно было принять за обстрел. «Знаете, было такое, когда мимо нас проезжали САУ. Мой ребёнок выглянул в окно и начал махать ребятам, которые там ехали. Они, уставшие, тоже махали ему. Мой дедушка в Великую Отечественную войну командовал артиллерией. Никогда не думала, что мой сын в XXI веке будет приветствовать артиллеристов. А я в это время буду думать об укрытии и том, чтобы к нам не прилетело. Детей одевали за три секунды, спускали в подвал первыми, ставили автономный фонарь, включали на ноутбуке мультфильмы погромче. Муж сидел выше всех, чтобы открывать подвал. А я, мама и сестра отвлекали детей. Сидели и ждали. Понимали, что наш погреб – это скорее психологическое, чем настоящее, убежище. А чтоб окончательно не накрыло отчаяние, читали заградительную молитву, которую батюшка недавно показал в молитвослове», – словно о вчерашнем дне рассказала Евгения Викторовна.

Но самым страшным военным воспоминанием для неё остаётся август 2015 года. С семьей она уже переехала поближе к месту работы в ОШ № 16. «Наша школа отрапортовала, что готова к новому учебному году. Это было 25 августа. Да, раннее утро после Дня независимости Украины. Чётко скорректированным огнём они ударили по нашей школе и лицею № 14. Это случилось в 04:05 утра Начали падать снаряды — перед школой, за ней и возле пятиэтажных жилых домов. Мне эти 20 минут ужаса показались вечностью. Когда всё закончилось, мы вышли посмотреть на последствия и у меня началась истерика. Всё, что мы готовили для детей, стояло без стёкол, разбитое и разрушенное. В такой момент понимаешь, что никто не застрахован от войны снова. Это ведь школа не прифронтовая, а в центре города. Мы ведь должны учить детей, чтобы они развивались. Дети должны жить, и у них должно быть детство. Они же не брали в руки оружие. Ученик вооружён ручкой. Зачем стрелять по школам?», — вопрос, на который Евгения Бугорская до сих пор не знает ответа.

В ноябре 2017 года она возглавила школу № 6. Говорит, что страха из-за близости линии фронта не было. Чаще возникали профессиональные вопросы — справится ли с новой должностью? «Волновал вопрос безопасности учащихся. Смогу ли я им её гарантировать. И сотрудникам, конечно, тоже. А ещё – что делать, если «прилетит»? Школа была отремонтирована после артобстрелов 2014-15 годов. Мне сказали – не переживай, тебе всегда помогут. И я поняла, что не останусь одна, и до сих пор чувствую поддержку. А, знаете, как обижает, когда люди говорят: «Я не поеду на Глубокую, там же опасно и стреляют». Здесь ведь люди живут! Постоянно. Рождаются дети, ходят в школу, вырастают. Бывает, звонят соискатели работы и спрашивают – а где ваша школа находится? Ты им объясняешь: «Прекрасный микрорайон «Глубокая». А тебе отвечают: «Спасибо, я Вам перезвоню». И сразу кладут трубку. Это ведь живописный район! И тут нет на каждом повороте окопов и блиндажей, тут не разрываются ежеминутно мины и ракеты. Живущие здесь, поверьте, ни на что не променяют свой район», — с уверенностью заявила директор МОУ «Школа № 6».

Вопрос безопасности в этой школе один из главных. У них есть подвал (с двумя автономными выходами), который в 2014-15 годах служил убежищем для местных жителей. В конце 2017 года его помог переоборудовать международный комитет «Красный Крест». Теперь здесь есть одеяла, пледы, карематы, биоунитазы, наборы медикаментов, специальные ёмкости для запаса воды, фонарики… «Мы создали блоковую систему размещения для классов (от первого до одиннадцатого), техработников и педколлектива. Окна у нас обклеены специальной пленкой, не позволяющей им осыпаться при обстреле. Кроме того, два раза в год мы проводим плановую тренировку по эвакуации. В начале учебного года каждый учащийся совместно с родителями составляет безопасный маршрут следования к школе. А на классных часах составляется карта «Мой безопасный район», где указываются опасные места на Глубокой — не только лесополосы, граничащие с Чигарями, но и заброшенные здания. Объясняем детям, что раз тут велись активные боевые действия, то могут быть неразорвавшиеся боеприпасы. К нам с лекциями постоянно приезжают на эту тему работники МЧС. Мы категорически не рекомендуем детям гулять за пределами жилой зоны», — подчеркнула Евгения Бугорская.

В 2018 году возле школы в вечернее время постоянно летали пули, попадая в окружающие деревья. В 2019 году прилетал зажигательный патрон, который не сдетонировал. Последний обстрел в дневное время здесь был перед этим Новым Годом. Директор школы вспоминает: «Мы украшаем школу, за окнами начинают стрелять. Да так, что пришлось спуститься в подвал с детьми. Были попадания в близлежащие дома от нас. Спокойно, без паники спустились в убежище, переждали и поднялись обратно. Самым ужасным временем здесь был момент боев за Чигари. Были прилёты в частный сектор, недалеко от школы и на школьный двор. Пострадало только дерево возле нас. Глубокая воронка. Как сказали специалисты это был ПТУРС (противотанковый управляемый реактивный снаряд). 15 мая мы ушли на дистанционное обучение. А до этого дни были очень напряженными. Когда утром приезжали в посёлок, то главным было добежать к школе. Тут уже безопасно. Творился настоящий ад. У нас продолжают учиться дети, которые тогда жили на Чигарях (сейчас они уже переехали с родителями на Глубокую, ведь там всё жильё разбито). Из местных кто-то мог заболеть и не прийти, а эти… нет, эти постоянно в школе. Пять километров – туда. Пять – обратно. У них там была специальная тропка, по которой они ходили в школу. И сворачивать с неё нельзя – кругом мины и растяжки. Когда начались бои, то их мама позвонила и сказала, что им не дают выйти из дому… да что там из дому, из подвала. А вокруг горят дома. И тут я поняла, что что-то страшное началось. Звонят родители из близлежащих районов и говорят, что не отпустят детей в школу. Нас перевели на дистанционное обучение. И тем не менее тут оставались наши технические работники. Каждый день приходили. Наша завхоз сюда бегала под обстрелами в 2014-2015 году. Говорила: «Ну, как я брошу? На мне же объект». Так и в 2018 году».

Директор МОУ «Школа № 6» говорит, что дети Глубокой ничем не отличаются от ребят в центральной части Горловки. Так же любят петь, танцевать и играть. Хотя… отличие все же есть. «Наши ребята гораздо дружнее. В центре дети больше дружат по классам, а у нас нормально могут общаться шестиклассники с десятиклассниками. Они, порой, даже не видят разницы в возрасте. А ещё, бывает, что ребёнок может эмоционально вспыхнуть из-за какого-то пустяка на уроке – стих не выучил, или не подготовился к уроку. И никто его не осуждает. Тревожные? Нет. Было такое, что где-то начался обстрел и я планирую детей группы продлённого дня строго выдавать на руки родителям, а на стадионе семиклассники играют в футбол. Я им: «Небезопасно, давайте, внутрь зайдете». И что они отвечают мне? «Ну, вы разве не видите – у нас игра». А ещё утром видно, кто ночью спускался в подвал, потому что сонные. Это видно и по учителям. Если ночь была тяжёлой, то заметно, кто и с каким давлением пришёл. Психосоматика даёт знать своё. В моменты обострений люди мобилизуются, живя мыслью «это всё нужно просто переждать». А потом это выходит всё боком. У нас есть коллега, которая сейчас лежит в послеинсультном состоянии. Человек, словно пружина на какое-то время зажимается, а потом… выстреливает», — отметила в беседе Евгения Бугорская.

Большинство учителей школы – жители Глубокой, которые почти никуда не выезжали за всё это время. И вне зависимости от военной ситуации они каждый день на работе. «Мои заместители живут в обстреливаемых районах посёлка. Я им – ну, как ночь прошла? А они – вот-вот уже собирались в подвал спуститься, а потом утихло, и мы часа три всё-таки поспали. Наши учителя – герои нашего времени. Стойкие и несгибаемыми. А наша преподаватель русского языка и литературы живёт на Широкой Балке. У неё с двух сторон дома стоят щитки «Прострел» и она каждый вечер собирает пули и осколки в огороде. Есть автобус или нет, а, может, обстрел – она все равно на работе. Пусть пешком, но доберется. Конечно, у наших учителей здесь на Глубокой были прилёты. Считать я не буду сколько и у кого – это нехорошая примета. Но было. И страшное было. Я им говорю: «Нужно – у меня квартира в городе, найдем свободную комнату». Если нужно – поможем убрать, подсобим. У нашей коллеги тогда, в 2018 году, сгорел дом. Её мама вынуждена была бежать и всё, что она смогла унести – сумка с документами. Наша коллега готова была бросать уже здесь работу, потому что ничего не держало. И ещё мы прекрасно понимаем, что за каждым выстрелом может стоять чья-то жизнь. Постоянно обсуждается, когда погибают наши выпускники. В минувшем сентябре был такой случай», – вспомнила и это время директор МОУ «Школа № 6».

Жители Глубокой одновременно надеются на завершение войны и не верят, что она может закончиться вот так сразу. Парадокс? Парадокс. И жизнь тут отличается от той, что течёт в центре Горловки. Если там люди могут позволить себе гулять по улицам вплоть до 22:00, то в поселке шахты им. Гагарина жизнь замирает после 18:00. Все понимают, что нужно быть уже дома. «Когда приезжаю домой и слышу, что начинают стрелять – обязательно прислушиваюсь в какой стороне. Читаю сводки и узнаю ситуацию на Глубокой. Центр слышит войну, а Глубокая каждый день ее чувствует. Поэтому о ней здесь никто особо и не говорит, в ней и с ней живут. Какова перспектива у Глубокой после войны? До войны поселок жил шахтой. И они до сих пор надеются, что она будет восстановлена. А ведь когда-то здесь был еще и автопарк. С другой стороны, Глубокая – очень уютный и зелёный спальный район. Большинство людей живущих здесь, работают в центре. Дома здесь, хоть и старые, но очень красивые, как и сами улицы. И если восстановить инфраструктуру, то это будет уютный, тихий район со школой, детским садиком и… парком. Почему бы нет?», — высказала в завершение беседы своё мнение Евгения Бугорская.

Егор Воронов
http://vk.com/wall162146263_16224

Огонек Донбасса

#Новороссия