«И песен про вас не споют.

Статья Алексея Щипакина на сайте Валаамского монастыря «Валаамъ»

«Война — это то, что на страшных рисунках Доброва…» (из письма писателя Чингиза Айтматова фотохудожнику Валерию Генде-Роте).

СОФИЯ

За окном жёлтыми листьями осыпался сентябрь девятнадцатого года.

— Я наполовину никарагуанка, — сказала волонтёр Соня Кастильо. — Мой папа работал на телевидении в Манагуа. В восемьдесят пятом году к ним на студию пришло два приглашения из института кинематографии в Советском Союзе на операторский и режиссёрский факультеты. Желающих было много, но выбрали папу.

Он уехал в Москву, за год выучил русский язык, поступил во ВГИК и начал учиться на режиссёра документального кино. В Москве он встретил мою маму. Они поженились и после выпуска уехали на её родину в Тулу.

Там родилась я.

— В мае этого года я послушалась в Феклиной пустыни. Одна послушница рассказала мне о волонтёрском движении на Валааме. Сказала, что можно записаться, приехать и потрудиться здесь во славу Божию. Я всем-всем-всем родным об этом рассказала и записалась на сентябрь.

Помимо того, что мне просто захотелось попасть в это святое место, буквально за несколько дней до отъезда появилась ещё одна причина. Мы разговорились с папой, и он рассказал мне давнюю историю, связанную с ним и с Валаамом. Хотя на Валааме он сам никогда не был.

Вот эта история вкратце. Когда папа учился в Москве, он случайно попал на выставку графических портретов инвалидов Великой Отечественной войны. Некоторые из них были написаны на Валааме в 70-е годы. Папа был ошеломлён увиденным.

Он познакомился с автором рисунков Геннадием Добровым и снял о нём небольшой документальный фильм. Этот фильм в числе лучших учебных работ ВГИКа был отобран для специального выпуска «Кинопанорамы», посвящённого 70-летнему юбилею института в 1989 году.

— С тех пор прошло много лет. Папа давно уже не работает по специальности. Но до сих пор он помнит потрясающее впечатление от той выставки и встречи. Когда он рассказывал мне об этом, то сказал, что фильм наверняка утерян. Но мы нашли его на сайте памяти художника и посмотрели вместе.

Папа попросил меня пройтись по здешним местам, чтобы увидеть их своими глазами. Может быть, узнать что-нибудь.
Чтобы, если не сам, то хотя бы через меня он смог побывать здесь.

МАРИО

— Для поступления во ВГИК нужно было пройти творческий конкурс, сдать рассказ или очерк на русском языке. У меня мыслей было много, а слов не хватало. Я русский ещё недостаточно хорошо знал. В итоге написал 54 страницы. Потом пришлось сокращать до восьми. С переводом мне, правда, товарищ помог с четвёртого курса.

Собеседование проводил известный режиссёр Юрий Озеров, создатель эпичных картин о Великой Отечественной войне, таких как «Освобождение», «Солдаты свободы», «Битва за Москву», «Сталинград», «Трагедия века». Он принял меня на курс и сказал на прощание:

— Марио, запомни: ты хорошо пишешь, но плохо пока говоришь.

Заведующим кафедрой неигрового кино и телевидения был режиссёр-документалист Виктор Лисакович. В нашей группе училось 23 человека, 18 русских и 5 иностранцев: из Африки, из Финляндии, из Гондураса и кубинка одна была. Помимо режиссуры мы ещё по три года обучались операторскому мастерству, киножурналистике и актёрскому мастерству.

— Однажды на втором курсе в 1987 году я поехал в Советский комитет защиты мира в поисках темы для учебного фильма. Хотел узнать: нет ли у них каких-нибудь интересных планов или задач, которые подошли бы мне для сюжета. И прямо на входе в фойе на первом этаже наткнулся на эту выставку портретов.
Со всех сторон на меня внимательно, пристально и строго смотрели искалеченные люди, словно спрашивали: «Зачем ты пришёл сюда?»

Я около часа не мог отойти от них, переходил от одной картины к другой — и шёл опять по кругу. В какой-то момент краем глаза заметил, что за мной наблюдает человек невысокого роста. Он увидел, что я заметил его, подошёл, поздоровался и спросил:

— Вам понравилось?

Я ответил ему, что очень впечатлён техникой исполнения, реалистичностью и глубиной сюжета. Что очень талантливо. Тогда он сказал:

— А Вы знаете, я автор этих рисунков.

Мне стало ясно, что тема для работы найдена.

— Художника звали Геннадием. Я предложил ему сделать совместный небольшой фильм о его картинах. Он согласился. Тогда я быстро написал сценарий и пошло-поехало…

На учебный фильм нам выделялось девять съёмочных дней в течение двух месяцев. Первый оператор был с параллельного курса, с операторского факультета. Его работа мне не понравилась, у него тряслись руки, тряслась камера. Это было бы очень заметно на большом экране, и я попросил замену. Съёмочный материал первого дня пришлось уничтожить.
Лимит плёнки был ограничен, но в итоге мне хватило. Второй оператор был более опытным, он до поступления уже работал на телевидении у себя на Родине, на Кубе. Сейчас он живёт в Майами, мы до сих пор переписываемся.

В течение двух недель мы с ним отсняли всё, что требовалось. Следующие полтора месяца я занимался монтажом.
Фильм получился на восемнадцать минут.

Название фильма — слова из песни, которую услышал от Геннадия и Людмилы, жены его.

«И песен про вас не споют…»

— У нас в группе было принято так: когда кто-нибудь заканчивал свою работу, мы устраивали общий просмотр вместе с руководителем и потом сразу же общее обсуждение. Обычно уже во время просмотра многие начинали весело прикалываться над автором и задавать провокационные вопросы:

— Ты зачем так снял?!

— Это что такое вообще?!

— А этим ты что хотел сказать?!

Ну и так далее…

— Когда я показывал свой черновой вариант, никто не проронил ни слова, сидели молча. После просмотра все тихо встали и разошлись. Единственный, кто сказал мне несколько слов, был наш руководитель. Он уважительно, но настоятельно, посоветовал заменить некоторые тексты, убрать острые политические моменты.

Я долго сопротивлялся и не хотел, потому что фильм тогда явно слабел.
Но потом всё-таки согласился, сократил и убрал больше минуты.
О чём сейчас очень жалею.

— Забыл ещё сказать, что наш музыкальный редактор, который должен был проверить звуковую дорожку, проверил только половину и бросил, не смог смотреть дальше.

Он расплакался.

ГЕННАДИЙ

— Летом 1963 года рассматривая мои рисунки бродяг, сделанные на площади Белорусского вокзала в Москве, академик Евгений Кибрик надолго задумался… Наконец, он сказал:

— Рисунки, Гена, очень хорошие, но что с ними делать? Они никуда не пойдут. И даже я, при всём своём хорошем к Вам отношении, ничем помочь не смогу. Академия Вас не поддержит. А, вот, если бы Вам удалось пробраться на остров Валаам, да сделать там с натуры серию портретов инвалидов войны — тогда другое дело. Это имело бы огромное общественное значение, это бы сильно прозвучало!

— Да откуда там инвалиды? — удивился я.

— Люди знающие мне говорили, что их туда после войны свезли из Ленинграда и Карелии, там их тысячи полторы, всякие есть… Это Ваша тема, Гена, дерзайте, желаю успеха!

Мы расстались и больше никогда об инвалидах не говорили.

— Прошло больше десяти лет, прежде чем я смог, преодолев житейские трудности, выехать из Москвы на остров Валаам. Огромную помощь оказала мне в этой поездке моя жена Людмила, взяв весь груз материальных забот в семье на свои плечи.

Я так спешил к заветной цели, что первый раз приехал в Ленинград весной, когда Ладога была ещё покрыта толстым слоем льда. Я, стоя у края замёрзшего озера и глядя в сверкающую от снега бесконечную даль, мечтал о Валааме, но не мог, даже в мечтах, представить себе его суровую и жестокую реальность.

— Долго ли, коротко, — наступило тёплое время, и я опять поехал в Ленинград. Добрался до речного вокзала. Я уже знал, что на Валааме оставаться нельзя, и, чтобы не вызывать подозрений, взял билет туда и обратно.

И, наконец, 1 июня 1974 года сошёл с трапа роскошного круизного теплохода, привёзшего компанию весёлых туристов, помахал рукой капитану и сказал, что остаюсь на острове. Потом взвалил рюкзак на плечи и с планшетом в руке пошёл сырой лесной тропинкой к интернату.

Пришёл в дирекцию. От Союза художников мне дали просьбу к директору дома-интерната, чтобы он меня приютил: дал место для ночлега и обеспечил питанием в столовой. И меня поселили в бывшей келье. Директор Иван Иванович Королёв прошёл со мной по комнатам и коридорам монастырской гостиницы, в которой жили инвалиды на первом, втором и третьем этажах.

— От центрального монастыря шла дорога. И вдоль неё на левой стороне расположилось большое кладбище. Стояли удивительные часовни, возвышались кресты из розового мрамора, из красного, из чёрного, из белого мрамора.

А на дороге валялся длинный холст, на котором изображалось распятие с ликом Христа. Куда-то его тащили, бедного Христа, и бросили посреди дороги. Тут дождь лил, ветер его трепал, он весь извивался, этот холст, – так там обращались с последними остатками христианского убранства. И это ужасало.
Но я приехал смотреть не на это, хотя и не видеть этого было невозможно. Я хотел поскорее увидеть инвалидов войны.

— Я сразу пошёл рисовать. Пришёл в первую большую палату, которую мне показал директор. Иду по палате, с двух сторон стоят койки, проход, опять койки. С правой стороны расположены окна, дальше глухая стена, а тут двери. И лежат эти инвалиды. Тишина, тихо.

А за окном лето в разгаре, начало июня. Окна открыты, сирень цветёт, солнце пробивается. Я иду, иду, до конца почти дошёл. Вижу — сидит в кровати молодой мужчина, совсем-совсем молодой. Он опёрся на столик, который перед ним, подушки тут у него. А голова — я смотрю — пробита пулей навылет. И не то что маленькое какое-то отверстие, а как бы насквозь пробит череп, то есть зияли две дыры, затянутые кожей. И с этими двумя отверстиями на самом видном месте он жил.

Звали его Саша Подосёнов. Вскоре пришла какая-то женщина и села рядом. Это оказалась его мать, которая приехала из Сортавала на «омике», она жила там недалеко в деревне. Я спросил Сашу:

— Можно я тебя дня три порисую?

Он отвечает:

— Пожалуйста, рисуйте, я всё равно никуда не тороплюсь. Я вот так сижу целый день, а потом меня мать укладывает на подушку, и я ночь сплю. А днём опять сижу.

Я поставил планшет и начал его рисовать. Это был мой первый портрет инвалида войны.

(продолжение следует…)

Фото 1: Геннадий Добров на Валааме, 1974.
Фото 2: «Новой войны не хочу». Портрет солдата Виктора Попкова. Художник Геннадий Добров, Валаам. 1974.
Фото 3: «Я храбро бился…» Рисунок Геннадия Доброва. Бахчисарай, 1975.
Фото 4: «Отдых в пути» Портрет солдата Алексея Курганова. Геннадий Добров, Омская область, 1975.
Фото 5: «Ранен при защите СССР» Первый рисунок Геннадия Доброва на Валааме, 1974. Александр Подосёнов в 17 лет добровольцем ушел на фронт. Стал офицером. В Карелии был ранен в голову навылет. На острове Валаам жил все послевоенные годы, парализованный, неподвижно сидящий на подушках.
Фото 6: «Уголок России». Ветеран войны Серафима Николаевна Комиссарова. Геннадий Добров, Медвежьегорск, 1986.

Видео 1: Д/ф «Мы помним ваши имена…» Марио Кастильо.

Алексей Щипакин (монах Авраам) на «Валаамъ»
http://valaam.ru/publishing/246739/

Огонек Донбасса

#Православие

Поделиться новостью:
  • 16
  •  
  • 1
  •  
  •  
  •  

Отправить ответ

avatar
  Подписаться  
Уведомление о