Машина Добра.

Пишет Сергей Восьмой

Мир все больше и чаше снится нам во сне… Чувство разума и осколки, рассыпанные по всему Донецку, говорят нам, что это надолго и подло смертельно. Подлая война… Дома становятся руинами. Люди уходят в вечность, забирая с собой веру в скорый мир у нас.
Руины Донецка молча стонут, укутав собой окраины города, как будто шарфом из камней… Укрыв от боли горло охрипшего города, шепотом говорящего: «За что?».
С другой стороны окопа четким голосом звучит ответ: «За то!». Город в городе. Руины — это уже другой Донецк, вернее — то, что от него осталось. Это другая война. Там живут люди. В центральных районах города нет руин. И каждый думает, что Аэропорт — это далеко от него, от его дома, от его родных людей. Недалеко – 10 минут до центра города на высокой скорости.
Когда-то и Славянск был далеко от Донецка для многих. Да, для всех он был космически далеко. «Донецк бомбить не будут!», — говорил Донецк сам себе, уговаривая себя.
Уговорили!?! Сейчас война в Донецке проходит по районам. Такая себе районная война. Так же все себя уговаривают, что тот район, как от Славянска до Донецка, далеко находится.
Давайте вспомним с вами, что с Заперевальной до Аэропорта на такси мы могли доехать ночью за полчаса. Память помнит, а страх говорит нам, что за полтора года не доехали, значит не доедут.

…Весна 2014 года. Май.
Ночь. Лег спать, не могу уснуть. Думаю, что же это такое! Как же так! Мы и война. Дети в школу ходят, в садиках детки гуляют, как будто бы и нет войны. Или как там — не АТО идёт у нас. Телевизор кричит по-разному для нас, все видят в нем то, что сами хотели видеть в нем. Картинки становились кровавые. Люди становились все злее и злее. Появились танки и солдаты, но пока только в квадратике экрана.
Встаю, набираю друга. Спросил для приличия: «Спишь, Лена?». Ответ сонного человека для приличия: «Нет, что случилось?». «Ладно, спи. Завтра поговорим». «Да нет уж. Не засну. Что придумал? Кого спасать будем? Какой мир?».
«Да решил вот я сейчас, что поеду завтра в Славянск за детками. Может, кого и смогу забрать у войны. Собираем деток Донецка, Макеевки — пусть разукрасят мою машину красками мира. Но условие будет одно – прежде, чем красить мою машину, ребёнок должен принести игрушку для детей Славянска. Не разрешу только пистолеты и автоматы приносить, пусть они даже игрушечные».
«Подожди, давай не завтра, а, к примеру, после завтра. Мы клич кинем… Может, люди отзовутся. И мы с тобой поедем, хорошо?».

Всё. Я и она больше не спали в ту ночь. Славянск уже забрал тогда меня, но я еще не понимал, что со мной происходит. Душа болит.
Не буду вам описывать все разговоры и действия в подготовке моей завтрашней поездки в Славянск. Были робкие попытки меня отговорить от этой идеи, но все понимали, что это пустая трата времени. Чокнутый все равно поедет…
Лена писала на Фейсбук министру: так мол и так, едет чокнутый в Славянск, везет игрушки и конфеты детям Славянска, не убейте его, пожалуйста. Помогите обеспечить «зеленый коридор». Ответа не последовало от оного министра.
Звонила она и в ОБСЕ, а также в Красный Крест. У всех был один ответ: «Вы там что с ума посходили??? У нас нет зеленого коридора туда, в Славянск, а вы куда претесь??? Там убивают. Там бои. Вы …». Ну, как всегда, — сплошное бла-бла-бла.
Все расстроились. Все до последнего очень надеялись, что хоть кто-то даст мне гарантии моей безопасности. Все ждали утра и, надеялись, что я не поеду. Ага! Щас… Я — и не поеду.
У всех, кто слышал мой ответ, уши свернулись в трубочку… Ответ был не им, а войне. Я и сам не знал, сколько «ласковых» слов найдется в моем лексиконе, и я все их адресую этой дуре-войне.

В назначенный день столько пришло людей с детьми, что мы даже не ожидали. Через час машина была забита игрушками и конфетами для детей Славянска.
Разукрасили машину мою так красиво дети! Это была самая красивая машина в мире! Все очень боялись, чтобы завтра, когда я поеду, не пошел дождь и не смыл эту открытку — МИРА — машину. Дети закрасили мне даже фары и стекла. Тогда меня дети и назвали Дядя с большой игрушечной машины.
Когда меня спросили: «Вам не страшно?», ответил: «Страшно… Страшно не доехать до деток Славянска».
Вечер поставил машину Добра в гараж. А сам я пошел спать. Ага, спать… Много думал. Решил: что бы ни случилось, я доеду! Если что, возьму одну игрушку из машины и дойду пешком.
Все мои знакомые, кто знал, что завтра я еду в Славянск, звонили мне и еще пытались отговорить меня от поездки, а кто-то решил, что едет завтра в Славянск со мной. «Костя! Если я тебя завтра увижу рядом, я сломаю тебе руль на твоем авто! У тебя дети и жена! А вдруг что-то случиться с тобой, как я твоим смотреть в глаза буду! А?». Ну и еще пару моих друзей попытались мне предложить составить компанию в Славянск… и были посланы в неизвестном им направлении.
Ночь была у меня разговором с самим собой.

Утро. Звонки: ты где? Ответ всем: «Пока! Я отключаю телефон. Увидимся, когда вернусь. Всем пока». Проехал Ясиноватский пост ГАИ. Машина Добра уходила в войну. Я тогда еще не знал, что я еду в войну и что она меня больше не отпустит, что она заберет меня.
Дети с пеплом войны на волосах — СЕДЫЕ ДЕТИ. Первый раз в жизни я увижу седых детей в Славянске через пару часов.
Елена — Он отключил телефон и пропал на целый день. Сейчас я понимаю, почему он это сделал. А тогда… Тогда нам казалось, что этот день не закончится никогда. Я помню, как сейчас, что это был четверг. Мы целый день ходили друг к другу и молча спрашивали: не звонил? Не звонил… В тот день я в первый раз в жизни по-настоящему узнала, что значит ЖДАТЬ. Ждать с войны.
А еще я помню, как в целом большом городе (и не только в нашем) не нашлось еще одной машины и еще одного чокнутого водителя, чтобы он поехал не один. А дело было всего лишь в том, что люди принесли столько гостинцев, что в одну Машину Добра весь этот гуманитарный груз с трудом помещался. Она аж присела, наша Машина Добра. Но поделиться было не с кем. Так они и поехали вдвоем – Машина Добра и Смелый водитель, один на большой город…
А еще я помню, как дедушка на площади подошел и положил мне в руку пять гривен. Скромный такой, махонький дедушка, он подошел и говорит мне: возьми, дочка, и от меня… А потом пришла девочка и принесла открытку, которая она сама нарисовала для детей Славянска. И еще я помню, что очень хотелось плакать. Сначала от боли, а потом от радости. Но это уже потом, когда Машина Добра привезет в Макеевку деток из Славянска. А пока мы провожали нашего друга на войну, и молились всем богам, которых мы знали, с одной просьбой – чтобы он вернулся.
Сейчас 2015 год, а пепла войны становится все больше и больше на волосах и душах наших деток… Больно… Страшно… Пусто… Стыдно. Наши дети стали седыми раньше, чем мы…

Решил ехать через Константиновку. На трассе было немного машин. Редкие машины сигналили Машине Добра. Ехал я очень медленно, коробки конфет и игрушки падали мне на голову: настолько машина была переполнена Добром. Я боялся, чтобы под педаль тормоза не упала игрушка. Постоянно поправлял и правой рукой пытался сдержать лавину конфет и игрушек, падающих на меня с переднего сидения. Вдали увидел, что машины остановились. Это был блокпост на трассе — кафе «Ветерок». Автоматы были направлены на трассу. Сверху кафе снайпера и пулеметчики. До подъезда к блокпосту метров за 800 я почувствовал, что кто-то на меня смотрит, но не придал этому значения. Я еще не один десяток раз потом буду чувствовать этот взгляд прицела снайпера на себе. Теперь, находясь на блокпосту, я понял, кто на меня смотрел: это были те самые снайпера на крыше кафе. Подходит солдатик в маске. «Вы куда? Зачем? Ух ты, это что у вас с машиной? Классная!» Ответил: «В Славянск». «Да нет, вы туда не проедете. Проезд закрыт в Славянск», — говорит он мне. И не дав мне ответить: «Можно с авто сфотографироваться?» «Давай быстро и я поехал». «Куда вы поедете, вас там…туда… не пустят». «Посмотри мне в глаза. У тебя дети есть?» — спросил я его. «Нет,»- ответил он. «Будут», — сказал я, — «и не дай Бог, чтобы они оказались там, где сейчас дети Славянска». Он отошел от машины, связался по рации с кем-то и через пару минут я еду дальше. Это был мой первый бой добра. Я не знал, сколько еще блокпостов у меня впереди и что меня там ждет. На душе стало совсем холодно от понимания, что это война. Я вспомнил своих детей. Что-то заболело внутри меня. Что-то во мне стало меняться, я не понимал, что это такое, как с этим справиться, я думал, что я сам себя просто накручиваю, ломаю сам себя мыслями о войне. Нет, это война входила в меня там на трассе — войны в войну. Посмотрел в зеркало заднего вида и покрутил сам себе пальцем у виска и добавил: «Ты чокнутый, Серега. Не сходи с ума!» Говорить легко, а вот справиться с этим чувством там и тогда я так и не смог. Когда я вжался руками в руль, у меня появилось непреодолимое чувство ДОЙТИ. Славянск стал моим ДОЙТИ. Я только там на трассе после первого блокпоста понял что значило для наших дедов ДОЙТИ. Я посмотрел на небо и спросил: «Дойду?» Небо молчало. Закурил. Я не буду вам описывать все блокпосты и что там было. Остановлюсь на двух из них. Краматорск, блокпост перед мостом. Машину Добра остановили и попросили встать на обочине. Все улыбались, смотря на открытку на колесах, разукрашенную детьми Донецка и Макеевки. Кто-то достал свой телефон и фотографировали машину, кто-то просто смотрел на Машину Добра, думая о своем. Война и машина с рисунками мира. С игрушками смотрелась, как лучик солнца во тьме войны. Подошел парень. «Вы куда? Зачем?» Я: «В Славянск». «Игрушки», — удивленно и с улыбкой сказал или спросил он, я так и не понял тогда. «У меня у дочки сегодня день рождения. Проезжай». «Подожди!» — кричу ему я. Он уже уходил. «На, возьми игрушку», это была игрушка «Грибок», красивая такая игрушка. «Подари дочке своей», — сказал я ему. «Нет», — сказал он, — «вези детям Славянска. Моя дочка далеко и увижу ли я ее еще …» Спорить со мной нет смысла. Так эта игрушка и осталась там с ним в Краматорске. Война и игрушка для дочери на день рождения. Он перекрестил машину и сказал мне: «С Богом!»
Мы с ним еще встретимся на этой войне.

До Славянска осталось еще три блокпоста. Жара была в тот день. Мои конфеты стали плавиться от солнца. Игрушки укрывали конфеты, как одеяла — тени, прикрывая собой конфеты от лучика солнца. Даже игрушки понимали, куда мы с ними едем и кто нас там ждет. Игрушки ждали своих новых друзей. Дети Славянска тоже ждали. До стелы Славянск оставалось метров 600. Очередь из машин ждала пропуска в город. Стал. Жду. Открыл окна, дав ветру погулять с игрушками. Люди вышли из машин и стали фотографировать машину добра. Я тоже вышел посмотреть на город. Вдалеке виднелся Славянск. Я стоял как раз напротив Карачуна. Того самого. И смотрел на город слез. Город — война.
Машины продвигались очень медленно… каждую досматривали с пристрастием. Работа такая. Я понимал что я здесь еще как минимум часа на три. Что останется от конфет, растают от солнца. Что делать, как быть? Только я подумал, что пойду поговорить на блокпост, как подошла съемочная группа из ТВ Франции. Мы поговорили на камеру через переводчика я подарил каждому из них по игрушке. «Запомните, игрушки из Славянского блокпоста», — сказал на прощание я им. Они пошли пешком на блокпост. Курю. Нервы никуда… Устал пробиваться в войну. Пришла переводчица, «Сергей вас пропустят без очереди, мы поговорили. Вас ждут на блокпосту». Я сказал «спасибо», обнял переводчицу и двинулся дальше, объехав все машины по встречной полосе на блокпост Славянск. Меня остановил солдат в маске и просто стоял минуту, молча смотрел на Машину Добра. О чем он думал, что он чувствовал, что было у него в душе, я не знаю. Я тоже молча смотрел на него и думал: «Война. Игрушки. Солдат. Конфеты». «Проезжайте», — сказал он мне. «Обыскивать машину вы не будете?!» — спросил я у него. «Нет», — сказал он мне. — «Я с игрушками не воюю». Пожал мне руку. «Удачи вам». Я не знаю, жив ли сейчас этот парень или нет его уже. «Нет плохой нации, есть больные люди», — отъезжая от блокпоста, думал я тогда. До деток мне оставалось полчаса. Один перекрестил, другой пожал руку. Я тронулся… Я еще не знал, что меня ждет там в Славянске… Город — призрак.

Перед моей машиной лежала колючая проволока, ее убрали и я тронулся. По бокам с двух сторон в шахматном порядке стояла техника, на ней сверху сидели солдаты. Они с удивленными глазами смотрели на Машину Добра. Кто-то из них даже попытался успеть сфотографировать машину. Чувство было такое непонятное, с горечью от увиденного мной там на блокпосте. Стела Славянск находилась в метрах 50 от блокпоста, стояла как пограничный столб. Столб мира и войны. Рубикон. Это была та самая граница войны. Невидимая, непрочерченная, ненанесенная на картах мира линия смерти… Мне тогда так показалась, я же еду из Донецка, где работают ночные клубы, дискотеки. Где люди говорят, что Славянск так далеко, что войны нет, что Донецк бомбить не будут. Май 2014г. все так думали и я так полагал до того момента, пока не пересек линию мира и не заехал в войну. Стела Славянска стала для меня там и тогда воротами в мир иной.
Поваленные деревья лежат прямо на дороге. Объехать можно с одной стороны — с левой, там сидел мужик на стульчике, как будто бы давал вам билет в город, провожая вас взглядом. Он просто сидел и смотрел. Что он там делал, я не знаю. Он не остановил меня, не спросил, куда, зачем. Но глаза я его запомнил, они были другими, чем у людей, которых я видел три часа назад в Донецке. Они были с войной. С болью. Дальше был мост, закрытый плитами. С правой стороны был съезд на грунтовку, шли машины из Славянска. Я пропустил их и поехал по грунтовке. Это была дамба. За ней был блокпост и указатели, написанные краской Стрелки «Центр туда». Поехал по частному сектору. Только смотрел по накату дороги, куда машины ехали. Так и я ехал. Спросить было некого пусто. «Пусто, пусто», — это мои мысли там тогда, вопросы «где люди»? Выехал возле храма. «Люди»! Остановился спросить, где и как мне проехать к Центру. Подсказала. Снова блокпосты, их было много в самом Славянске. Все меня останавливали, но не досматривали машину, только улыбались и спрашивали, откуда я такой красивый, это они про машину добра говорили… Проверяли документы и отпускали. Все быстро доставали телефоны свои, чтобы фоткнуть машину. Но мне было не до этого меня ждали дети Славянска. Конфеты таяли на солнце. Позвонил другу: «Я, мол, там, еду, встречай меня». В общем, встретил он меня уже возле самого исполкома Славянска. Обнялись и «Поехали», — говорит он мне. — «Там детки тебя ждут уже давно. Включи аварийку». «У меня нет», — сказал я ему, — «машина у меня старая там ее просто нет с завода. А зачем ее включать?» «Надо!» — сказал он. «Ладно, я поеду первый,» — сказал он…

Друг ехал впереди меня с аварийкой, я за ним. Город был пустой! Светило солнце, день был красивый и вдруг налетели тучи и мне стало холодно, мерзко, больно. Не от погоды, а от увиденного города — призрак. Молчаливого города слез. Я очень боялся, что пойдёт дождь и Машина Добра начнёт плакать красками рисунков.
Мы заехали на центральную площадь Славянска. Детей было очень много. Не успел я остановиться, как детки налетели на машину. Я долго не мог выйти из машины. Было открыто мое стекло двери и я стал сразу раздавать детям конфеты и игрушки через окно. Мамы отодвинули чуток деток, чтобы я смог выйти. Дети смотрели на меня и ждали, пока я отдам им их новых друзей.

Я молча смотрел на детей войны. Я был в шоке от того, что они маленькие дети, но уже какие-то уж очень взрослые у них глаза. Меня спас мой друг Серёга. «Они ждут», — сказал он мне. Я пришёл в себя. Я дарил детям конфеты и игрушки молча, просто не мог говорить, если бы я начал говорить, то думаю, что я не сдержался бы. Я пытался сам себя перебороть, я говорил себе: «Это сон, это неправда, это не Славянск». Но дети Славянска глазами мне говорили: «Это война у нас, слышишь нас, дядя Сережа»…

Сергей Восьмой
http://proza.ru/2016/01/20/1703

Огонек Донбасса

#Новороссия